— Да, доча, тут папа лежит, — женщина с потухшими глазами усаживает кроху рядом с могилкой.
Чумазая полуторогодовалая Танечка не может понять, почему мама называет песчаный холм ее папой. Берет ветку и начинает ковыряться в земле.
— Не надо папу выкапывать, — потерянным голосом просит ребенка Катерина.
Небольшое уличное кладбище в центре Рубежного, что в ЛНР. Таких здесь много. Людей хоронили в промежутках между страшными обстрелами, которые обрушивала украинская артиллерия, выходя из города, в попытках затормозить продвижение войск Российской Федерации и народной милиции ЛНР.
«Лягащев Сергей Дмитриевич, Лягащева Валентина Ивановна. Умерли примерно 29-30 марта. Похоронены 5 апреля 2022 года», — в короткой эпитафии – весь ужас происходившего здесь. Побитые осколками тела лежали на улицах, пока кто-то не решался их захоронить в короткие минуты затишья. На этом стихийном кладбище за автобусной остановкой – под два десятка крестов. На одних есть фамилии, на других – просто цифры. Под ними – сразу несколько погребенных. Говорят, до шести человек.
— В «нашей» яме – три человека, — Катя по инерции протирает щеки, но слез уже не осталось. – Андрей был первым…
Рубежное: город-кладбище
Этот, некогда мирный город в ЛНР, сейчас практически полностью разрушен. А между развалин покоятся сотни могил убитых нацистами граждан…
— Как он погиб?
— Осколком убило. Меня осколками побило, а его насквозь пронзило. Просто шел домой, бежал к детям… Не выкапывай папу, побудь рядом, — отвлекается она на ребенка. — Потом в подъезде лежал две недели мертвый. Я с малыми сидела в ванной, пока дом штормило. Голодные, холодные. За что? Мы были в Луганске, вернулись за документами. Вот сидит возле папы, не хочет уходить…
На первый взгляд Рубежное производит впечатление абсолютно неживого города-призрака. По разбитым улицам, заваленным бетонным крошевом и сорванными проводами, лишь изредка проносятся машины с маркировкой «Z». Но стоит свернуть в какой-нибудь двор, и натыкаешься на жизнь, которая пробивается между огромных воронок и того, что когда-то было жилыми домами. На детских площадках обустраиваются летние кухни, где еду готовят на кострах. Дети – тут же, играют, разумеется, в войнушку. Их здесь много. Они колесят по округе на велосипедах, закинув игрушечные автоматы за спину.
Продукты подвозят как военные, так и гражданские волонтеры из России. Местные организовали пункт выдачи гуманитарки в одной из школ, создав хотя бы видимость какого-то порядка. Связь, электричество и водопровод в городе давно не работают. Но главный голод – информационный.
— Я раньше вас читал, — подходит ко мне мужчина в спортивном костюме. – Когда еще интернет был. А что сейчас происходит? Как там дела на фронтах?
Рассказываю последние сводки. Мужчина качает головой.
— Вы только на полдороги не останавливайтесь. Мы уж как-то потерпим. И не предавайте свои власти, им сейчас нужна ваша поддержка. И мы поддержим. Они же наверняка скоро и нашими властями станут…
Местные общаются охотно и без опаски. И это главное, что отличает их от жителей других регионов, где проходила и проходит специальная военная операция. В Киевской и Харьковской областях народ в большинстве своем журналистов боится, как огня. А здесь легко идут на контакт. Хотя в их условиях можно быть злым на весь мир сразу. Я долго думал, в чем разница между жителями Донбасса и, к примеру, Харьковщины. А потом прострелило – определенность. Гражданам ЛДНР четко объяснили, что Российская Федерация полностью освободит республики и обеспечит безопасное проживание в них. Это сейчас названо приоритетной целью нынешнего этапа СВО. И у людей есть фундаментальная уверенность, что мы отсюда не уйдем. Ее очень не хватает людям в других областях.
Заминированная «Заря»
Олег Жирновой в Рубежном – с 1982 года. До этого жил на Кавказе, потом в Нижегородской области. Там закончил техникум и приехал работать на местный химический завод «Заря». Его, к слову, доблестные «захистники» заминировали перед отходом 49 тоннами (!) взрывчатки. И только благодаря подразделениям радиоэлектронной борьбы удалось избежать катастрофы – специалисты заблокировали сигнал, который должен был произвести взрыв.
Чтоб было понятнее, это завод по производству взрывчатки — аммонит, аммонал, тротил А, тротил Б. Представьте, что стало бы, взлети полсотни тонн этого добра на воздух. От несчастного покалеченного Рубежного вообще бы ничего не осталось. Это, кстати, говорит и о ювелирности работы тех, кто штурмовал завод, не дав сделать из него очередную Азовсталь.
— Вот сюда нам прилетел «подарок» от украинских фашистов — «Ураганина», которая уничтожила в одну секунду 500 с гаком квартир, — ведет меня по своему двору Олег. — Но это не главная наша беда. За это время много разного тут было. А видите трансформаторную будку? 9 марта в нее влетела точно такая же «Ураганина», но она не взорвалась. С Лисичанска (под контролем ВСУ – Ред.) она летела. Мы сейчас все живем, как на вулкане. У нас сейчас не так много жителей осталось, но сейчас они начнут возвращаться. Поэтому нужна помощь в разминировании.
«Украинцы били по мирным микрорайонам»
Несколько многоэтажных домов стоят колодцем вокруг этой трансформаторной будки. Те самые «500 с гаком» квартир, которые в одночасье остались без окон, а где-то – и без балконов. Заглядываю в пробоину, из пола торчит хвостовик от урагановской ракеты. Такими усеяны все поля под Изюмом. Боевая часть отсоединяется в воздухе, над землей срабатывают кассетные боеприпасы, а хвостовик дротиком влетает в сочный чернозем.
— Вы уверены, что она с боевой частью, — спрашиваю Олега.
— Конечно, там же около 60 килограммов взрывчатки, я в этом разбираюсь.
Мужчина говорит сбивчиво и очень быстро. В памяти выстреливает мальчишка из Углегорска, которого эвакуировали из-под обстрелов с такой же речью. Так бывает, когда познал настоящий ужас, и тебе надо выговориться перед кем-то. Выплеснуть весь ужас из головы, хотя бы на время. Только у пацана глаза были испуганные. А у Олега – добрые-добрые,
— Самое главное – город освободили, по нам уже не стреляют, они уже просто не добивают. Украинские нацисты пытались нас всеми видами уничтожить – и минами, и «Градами». Сейчас наши ребята добивают Северодонецк, впереди – Лисичанск. Там нашим соседям тоже сложно. Чем быстрее их освободят, тем лучше. А всем россиянам большущее спасибо за гуманитарную помощь. Спасибо Чеченской Республике за их ребят. Они храбрые парни, погибают за нас, уничтожая нацистов. А вон мой балкон, — показывает он затянутые пленкой окна.
— Что за флаг у вас там?
— Это я повесил трудовое знамя на 9 мая. Раньше за него я бы получил 8 лет. Сейчас я могу спокойно праздновать, надевать Георгиевскую ленточку. Мы 8 лет тут жили в нацистской оккупации. Все носятся с этой Бучей, а вы приезжайте сюда, вместе с ООН, со Следственным комитетом России. У нас одних могил по городу знаете сколько. И это ж мирное население. Украинцы били по мирным микрорайонам, и это должно быть зафиксировано, они должны за это ответить.
Мы идем по двору, а он все-также быстро, но буднично показывает: «В этой воронке мы похоронили бабушку — Грибинюк Надежда Анисимовна. Она умерла от разрыва сердца с чашкой в руке. Так с чашкой и похоронили. Там дальше – еще могилы».
— Нацисты просто так не рассосутся. Россияне должны понять, что это не книжки или учебники истории. Они вот здесь, поливают нас «Градами». Нельзя оставлять этот бандеровский гнойник в подбрюшье России. Надо довести дело до конца. И выдергивать с корнями, чтобы это не могло возродиться.
Где-то далеко и совсем нестрашно заухала артиллерия. Союзные войска РФ и ЛНР продолжают операцию по штурму Северодонецка и окружению восточной группировки противника на территории Луганской народной республики.