Военное дело давно ушло от стадии «вижу-стреляю». Это было делом кочевников – метко попадать на скаку в любую цель. Сейчас можно «накидать» из тыла настолько мощными боеприпасами, что никакой пехотинец и близко сравниться не может. Основной метод боя — «артиллерийская разведка боем» – то есть система «вижу-корректирую». А автомат стал оружием самообороны.
И все хотят как можно большую зону поля боя «накрыть» своими секторами наблюдения. Прицелами, коптерами, Орланами, тепловизорами, биноклями. В текущих реалиях это дает интересный эффект – тысячи глаз через тысячи приборов наблюдают поле боя, анализируют его в меру своих навыков и по сотням радиосетей передают данные тысячам адресатов. Напоминает это даже не паутину, а скорее войлок под микроскопом – все волокна идут как «исторически сложилось», но все со всем связано, и довольно плотно. При этом где-то в этом «войлоке» существуют штабы нескольких уровней, пытающиеся все это как-то упорядочить, отфильтровать и организовать.
Я не буду приводить тут банальную математику – сколько надо коптеров на контроль _ТАКОГО_ поля боя. Дело не только в насыщении войск достаточным количеством БПЛА самых разных типов – легких или тяжелых, компактных или далеко летящих. Вертолетного, самолетного, гибридного типа… Всего этого больше и больше на фронте. Как и стремительно появившейся самоделки типа «пенек с глазами» – замаскированное наземное устройство наблюдения, установленное в удобном месте с протянутым кабелем — хит сезона военного «колхозостроения». Отлично работает в городских условиях, на возвышенностях, трубах заводских, многоэтажках с хорошим видом.
Вызов в чем – почти во всех случаях сигнал в итоге обрабатывает человек, берет рацию – и докладывает по форме куда надо. И начинается вся эта цепочка оценки – принятия решений – передачи команд. Картинка же с наблюдательного прибора, как правило, пределов монитора разведчика даже не покидает.
Я специально опрашивал всех, до кого мог дотянуться с фронта – включая тех, кому уехал мой старый коптер. В основном, ДНР – они охотно общаются. «Отправляете ли куда-то файлы? Анализируете ли их? Храните, архивируете?»
Для меня, как для человека, работающего в гражданской профессии – кино, обработка отснятых данных – и «провернувшего» в жизни за пять тысяч терабайт – удивительно и печально на все это слышать ответ «НЕТ, нам не до того»
Мне очевидно, что система наблюдения поля боя будущего будет собирать копии всех видеопотоков, а потом – после посадки – и файлов высокого разрешения, ведь радиоканал драматически режет качество картинки. И вести обработку этих данных СРАЗУ СО ВСЕХ источников одновременно, в оптике, в радио, в ИК и УФ – вычисляя изменения, обнаруживая движение, проводя т.н. копмлексирование – взаимное наложение самых разных источников сигнала друг на друга с целью выявить соответствия.
Это никак не мешает «войлоку» армейской системы связи и принятия решений работать. Это именно анализ КОПИЙ данных в глубоком тылу, на мощнейших машинах, десятками разных алгоритмов. Анализ, ведущийся как единая система на весь театр военных действий. Предоставляющий командованию еще одну возможность понять ход мыслей противника – вот вчера на этом поле ничего не было, а сегодня – следы гусениц, вот вам два кадра встык, принимайте решение. Вот на таком-то кадре детальный анализ заметил движение – кусок отправлен на повышение четкости – подозрение на замаскированную позицию наблюдателя. Ведь это все технически уже есть – у систем безопасности аэропортов на тысячи камер, например, хотя там и ищутся чуть другие вещи. И специалистов по нейросетям в стране порядочно…
Такой подход немыслим без целой системы тыловых ретрансляторов – надо собирать и передавать в прямом эфире неслыханные доселе потоки – сотни гигабит. Надо их отдавать «в тыл», в крупные города, на суперкомпьютеры, обученные нейросети и грамотных операторов.
Но это даст принципиально новое КАЧЕСТВО наблюдения поля боя. И, опять-таки, это вопрос инженерный, а не научный. Все компоненты для такого подхода у нас есть.